Долгополов Нифонт
Репортаж с ежегодной конференции федерации Европейских психодраматических тренинговых Институтов (ФЕПТО, 2005)
Вы бывали в Вене? Ну да, в столице изящных искусств, о чем должны свидетельствовать «моцартовские» шоколадные шарики, обильно разбрасываемые австрийцами по всему свету… А также в столице не менее изящных занятий, называемых Психотерапией… Ведь не в каждом городе в туристическую льготную карту входит посещение психотерапевтического музея — а музей Зигмунда Фрейда входит в Вене в десятку достопримечательностей… Я здесь впервые, поскольку до того предпочитал посещение знаменитой столицы Австрии ее заснеженным горнолыжным курортам…
Вот и Федерация ведущих психодраматических институтов Европы (ФЕПТО) впервые добралась до психотерапевтической Мекки — очередная тусовка психодраматистов состоялась в венском отеле Европахаусе, который по рекламному проспекту именовался «замком»… Ну, положим, «замками» в Вене, по ехидным ремаркам завистников, называют «любое большое здание», что, впрочем, недалеко от истины. «Замок» оказался под стать небольшой русской усадьбе, которой до подмосковного «Архангельского» расти и расти. На стенах, конечно, висят парадные портреты «хозяев», в анфиладе комнат можно найти одинокий старинный дубовый буфет или сундук, паркетный пол еще не стер следы бальных эскапад… Но в остальном усадьба, видно, давно уже «работает» простым бизнес центром, принимающим разнообразные конференции и семинары.
Прошло 12 лет, с тех пор как я начал участвовать в создании ФЕПТО, вместе с Леной Лопухиной стал членом-соучредителем, а потом и МИГИП был официально признан как тренинговый институт… Прошло долгих три года, как я последний раз был на заседании ФЕПТО в Софии…
Поэтому не случайно, что в конце презентации «новичков» («старичков» в этот раз не уважили вниманием на первом кругу) вдруг неожиданно назвали и меня — как пропадавшего где-то в дальней восточной стране целых три года…
Австрийцы — народ не мертвый, но достаточно нудный — встреча началась в этот раз двумя прямо-таки отчетными докладами, посвященными истории психодрамы в Австрии. Потом, правда, утомленных участников решили досрочно покормить ужином. Воздушные венские шницели, наваленные грудой в фастфудовских канах, вызывали эстетически- гастрономический протест, но толпа веселых психодраматистов поедала все с принятием, отдавая должное радости встречи, а не красоте еды.
Вид психодраматической фептовской «семейки» греет мое сердце: все увеличивающийся в размерах и строго расправляющийся с отбивной Яша Наор (я вспоминаю с улыбкой социально-компульсивные разборки в начале создания организации о том, считать ли Израиль частью Европы или назвать Федерацию именем Европы и Израиля), вечно активная Моника Зуретти из далекой Аргентины, плодовитая текстами итальянка Вильма Скатеньи, благообразно-многозначительно рассуждающий о пользе сновидений Маурицио Гассо, лидер юнгианской итальянской драмы, важно-доброжелательный Питер Габор, венгерский президент психодрамы, по-прежнему компактная улыбчивая старушка Барц — юнгианка, приезжавшая в России и также известная у нас по переведенной книжке «Игра в глубокое», Ютта Фюрст, ужасно славная барышня из Австрии — принимающая нас всех здесь в Вене, рассудительная Юдит Тесари, являющаяся по-прежнему президентом ФЕПТО, и, слава богу, еще достаточно живой Пьер Фонтен, старикан из Лувена, сочетающий в себе искреннюю порывистую любовь к разнообразиям мира с бельгийской невозмутимостью — первый координатор ФЕПТО, без которого, наверное, эта организация не народилась бы…
В этот раз не хватает торжественной злобности Анны Шутценбергер, экспрессивности Марши Карп, испанского изящества Йорга Бургмайстера…
Анна, 86-летняя русскоговорящая француженка, сопровождавшая Морено в его поездке в Россию, уже не так легка на подъем из-за своего состояния здоровья… Марша учительствует где-то в Японии… Йорг разбирается со своей личной жизнью, переезжая из Крейцлингена в Гранаду…
Нет и моего первого учителя — по-деревенски тихого Йорана… Волна грусти про их отсутствие. Впрочем, и благодарности Богу, что они живы… И, конечно, печальновато, что «норды» и «балканцы» тусуются ордами, а из россиян я один…
После ужина неожиданно грянула социодрама. Сначала неуклюже, ковыляя под руководством эпатирующего всех галстучников своей оранжевой рубашечкой и шапочкой местного патриарха психодрамы – Хельмута Хазельбахера… Потом мы все глубже погружаемся в роли эмигрантов толпой наводняющих Вену в начале века — в то время как Я. Морено также приехал в Вену…
В конце дня мы на основе собственных переживаний выбирали разнообразные экскурсии — на которые нас приглашали венцы на следующий день…
«Мореновская Вена — между «belleepoque» и «бедностью» — знакомит с атмосферой расцвета «блестящей эпохи» довоенной Вены и краха после 1918, со знаменитыми зданиями на Рингштрассе, кафе «Эйлес», Рабенхофом и кварталом «красных фонарей» Шпиттельберга, в котором Морено начинал свои социодраматические экзерсисы с проститутками…
Или еще одна не ординарная по названию экскурсия: «Морено-еврей». Кафе Прюкель, что на Штубенринг, 24 — здесь собиралась еврейская интеллигенция; Лилиенбрунгассе, 19 — здесь отец Морено разворачивал бизнес и где проживала семья Морено; знаменитый парк Аугартен, где Морено рассказывал и разыгрывал с детьми их фантазии и сказки; Кастеллецгассе, 15, дом семьи Морено после их иммиграции.
Еще одна — поездка на Центральное венское кладбище (300 000 могил, в которых покоится 3 миллиона человек — наверное, крупнейшее в Европе кладбище). Здесь находится знаменитая могила Морено…
И просто по артистическойВене: «Сецессион» — знаменитый образец модерна, кафе Музеум, в котором собирались артисты и Морено, кафе Шперл, «Нашмаркт» — известный венский рынок около собора Св. Стефана.
Мне захотелось увидеть места, не столь светские, но непосредственно связанные с жизнью Морено — выбираю поездку в парк Аугартен, затем в лагерь «Миттерндорф», где работал Морено в 1915-1918 гг., а потом на курорт БадВослау, где Морено жил с 1918 по 1925 гг…
Второй день начался с обсуждения в микрогруппах на тему: «Культурные различия и их влияния на образовательные психодраматические программы». Кирсти из Финляндии начала с принципа «уважение времени» — наверное, потому что временная структура на этом заседании ФЕПТО все время плавает… «Наше обучение строится на принципе «придерживайся структуры»: мы учим студентов тому, как выстраиватьэту структуру. Также мы придерживаемся структуры в составе тренеров —сначала группу ведут основные два тренера, затем гостевые тренеры».
Арша из Турции начинает разговор про моделирование, которое является важным учебным принципом… Моника Зуретти из Аргентины обозначает проблему «студенты копирует нас как учителей, а мы не всегда осознаем, что мы передаем студентам…»
Мои размышления про Россию: российская психодрама амбивалентна — мы не уверенны и иногда переоцениваем роль структуры, а иногда наоборот, погружаемся в «дионисийскую» или, быть может, языческую спонтанность… (моя особенность как директора: достаточно много использую «surplus-реальность» — не зря люблю футуропрактику — путешествия в будущее, и люблю быть авторитарным директорским дублем…).
Элла Шеарон из Германии, конечно, снова констатирует, что немцы «uberalles» структурированы. Дискуссия в микрогруппе иногда сама по себе хаотична: то кто-то вспомнит, что главный принцип Морено —давать людям «расти» вокруг него; что бывает терапевтическая психодрама, а бывает психодрама развивающая; то вдруг турчанки пожалуются, что много выпадающих из обучения «из-за отсутствия ответственности» — ну тут уж россиянину как не встрять… Многие подозрительные российские участники боятся долгосрочных обязательств и, думая, что их обманут, хотят обмануть первыми…
Моника напоминает, что Аргенина ужасно любит социальную психодраму, и что из-за экономического кризиса психодрама «загнила» на 4 года, но сейчас выкарабкивается. Ясна из Белграда жалуется на обилие теории, поскольку ЕАП навязала 400 обязательных часов (вот нам бы хотя бы половину кто-нибудь навязал…).
Завершаем в стиле «рондо», все-таки вспоминая про начальную дилемму «структура — спонтанность» и решаем, что оба пути интеграции хороши: сначала четкая временная и целевая структура, а потом спонтанное действие или, наоборот, сначала спонтанное следование процессу, а потом целевое и временное подструктурирование. Структура и спонтанность в диалектическом взаимосплетении.
После обеда едем на экскурсии… Автобус тихонько катится по улочкам Вены. Затем попадаем в леопольдовский квартал, куда были выселены евреи, и где некоторое время жил Морено. Перебираемся через канал Дуная и подъезжаем к знаменитому Аугартенпарку, где по психотерапевтическим легендам Морено играл с детьми, спонтанно разыгрывая их любимые сюжеты…
Вид романтического парка, правда, сильно подкрямзывает уродливая гигантская бетонная башня, которую строили молодые солдаты как оплот против бомбардировок советских самолетов во время второй мировой… Австриец Микаел Визер пытается «подружить» благодарность советской армии с нежностью к молодым немцам и австрийцам, строившим и оборонявшим родной город… Склеивается непросто…
Но вот мы выходим из регулярного французского парка с ровно подстриженными каштанами, уже выбросившими свои свечки… Нас проводят через «рабочую калитку» («только для вас» — комментирует нашу эксклюзивность двухметровый экскурсовод: эта часть парка не для посетителей…). И вот мы на священном месте под «дубом вековым», где Морено разыгрывал свои первые психодраматические скетчи…
Неутомимая 62-летняя Моника Зуретти, конечно, первой берет роль Морено, подходя к цветущему яблоневому дереву и властно погружая остальных седовласых психодраматистов и психодраматисточек в роли детей… Выглядит несколько натужно, когда старушки и старички пытаются бодренько полазить по деревьям, а грузноватая бабушка-шведка, с трудом взгромоздясь на развилку яблони, пытается хрипло прокричать: «я — бабочка!» Но и по-семейному достаточно трогательно.
Элла Мей пытается вовлечь остальных в «детскую игру», но наша спонтанность на весеннем пронизывающем ветре выливается разве что в вальсирующие парочки… Дети так, конечно, не танцуют, но физиологически данное действо целесообразно — можно, по крайней мере, согреться… Ну в общем принцип «если бы» еще надо непросто воплощать групповому лидеру — если бы лидерами были не пользующиеся уважением заслуженные ветераны Моника и Элла, а какая-нибудь молоденькая венка, или венец (все-таки Морено в те годы был всего лишь студентом медиком!!!), то раскачаться на роль полуребенка, думаю, было бы проще…
Зато следующая автобусная остановка в лагере беженцев, где работал врачом Морено, впечатляет без всяких психодраматических технических приемов. Ведь фактически оказалось, что эти беженцы являлись лагерниками «концентрационного заведения» — их насильно привезли сюда из северной Италии, принадлежащей Австрии, чтобы они работали здесь на «свою» страну… (Хотя, разумеется, лагерь не имел в качестве основной цели уничтожение своих обитателей, тем не менее смертность людей от инфекционных болезней была достаточно высока…).
Так что «работник концентрационного лагеря» Морено, внедряющий социометрию в лагере, высвечивается в совершенно ином контексте… Дотошные австрийцы про все имеют буклеты. Тут же раздают нам и материалы про историю лагеря. На фотографии в первом ряду врачей сидит молодой Морено. Сейчас на месте лагеря — коттеджный поселок, но многие здания, в том числе и барак, где жил Морено, сохранились. Как и улица, поименованная «Доктор Морено штрассе»… (Невольно вспоминаю об улице доктора Нифонта Долгополова в Горьком — интересно, жива ли она до сих пор — ведь на ней стояли совсем уж дряхлые деревянные домики).
Но вот нас уже везут в БадВослау, где Морено жил в доме, принадлежавшем виновладельцу, целых семь лет — с 1918 года по 1925 год. Термальный источник «БадВацлавские воды» по внешнему виду напоминает чем-то украинский Трускавец, в котором я не так давно был… Собственно, это моя первая встреча с жилищем Морено…
Дом был недавно «отбит» у мэрии — оттуда выселились жильцы всего лишь года два назад. Простенький двухэтажный домик, увитый плющом, вросшим в стены. Запущенный неухоженный палисадник, мемориальная доска при входе… «Общественный директор» домика вооружена фонарем — в доме нет электричества… Мы входим в парадное.
Наверху — паутина на проводах. Опаска, что на полу лежат небезызвестные кучки, не подтверждается. Но в остальном — запустение домика душераздирающее… Вот окно в кухне разбито, и вся плита просто завалена сухими листьями… На первом этаже находится самая большая комната — типа гостиной с эркерными окнами… Сверху на потолке штукатурка обвалилась, и на полу лежат ее куски.
Тем не менее, мы все собираемся здесь, и Моника и Элла начинают рассказывать про жизнь Морено… Здесь их первенство очень уместно и навевает священность на это «место обитания» («locus nascendi»). Кто-то читает стихи Морено, которые он писал здесь в своих мистических настроениях…
Мы бродим по дому и вдыхаем аромат прошлого. Забираемся по ветхой лестнице наверх. Здесь тоже три комнатки. Открываю окна на старинных шпингалетах, и в комнату врывается свежий аромат весны… Внизу растет персидская сирень, а напротив ярко желтеет цветущий кустарник… Все постоянно фотографируются и никак не могут оторваться от дома.
Снова собираемся внизу, беремся за руки и пытаемся почувствовать нашу соединенность… Пытаемся как-то выразить свои чувства. Даже я что-то вякаю про сакральную трогательность момента…
Потом удается все-таки «отвязаться» от дома. Барбара и Микаел просят нас прислать всякие письма поддержки мэру, чтобы он отдал дом под музей. Собственно он и не возражает, вот только на восстановление этого рухляди нужно не менее 70000 евро, а кто их даст, это-то и является главным затруднением…
Наконец мы отходим от дома, прогуливаемся по термальному бассейну метрах в двухстах от дома Морено. Все пустынно, «воды» начинают работать только с 1 мая… А нас везут на местное кладбище, где похоронена Марианна — женщина, которая жила с Морено в БадВослау, а когда он перебрался в Америку, еще долго ждала вызова… Вышла замуж только в 45 лет. А ее брат-техник помогал Морено создавать то ли магнитофон, то ли что-то еще (да-да, именно Морено изобрел магнитофон!)…
На третий день потихоньку уткнулись в специфику теории личности в психодраме… Сравниваем феноменологическую теорию личности у Морено и Перлза. Что же реально может наблюдать терапевт? (Вспоминаем про советскую теорию личности — она тоже была связана с интериоризованной деятельностью довольно убогой по внутренним конструкциям, но бихевиорально эксплицируемой).
Также разворачивается буйная дискуссия об отношениях Европейской Ассоциации Психотерапии и ФЕПТО. Непросто идентифицировать — кто есть «мы» и кто «они».
Вечером — танцы. Неутомимая местная пожилая «конферансистка», которая все время что-то вещает, вдруг представляет какую-то танц-даму, которая будет нас обучать кадрили… Пока я с партнершей разучиваю первую серию па, все чуть не умерли со смеху. Все остальные восемь пар ничуть не лучше по бестолковости… Впрочем «фан» в этом то и состоит…
Вдруг неожиданно появился Йоран — он постарел частично: спокойное лицо на вид все то же, но мимика стала все глубже взрезать борозды морщин. Чем-то он стал очень напоминать старого шарпея. Безумно рады друг другу. Йоран увлечен диссертацией по PTSD (посттравматическому стрессу)…
Утро последнего, четвертого дня субботы началось с блестящей лекции голландки Лены… Как дирижер огромного оркестра она увлеченно руководит всей аудиторией, рассказывая про свою теоретическую модель психодрамы.
Завершается конференция работой в микрогруппах по тематизмам: Как развивать мореновскую теорию? Как находить на практике балансмежду спонтанностью и структурой? Как публиковаться? Как развивать доверие в ФЕПТО?..
Даже грустно расставаться с милой фептовской семейкой и в конце все долго-долго обнимаются… До новых встреч!
Репортаж с ежегодной конференции федерации Европейских психодраматических тренинговых институтов (ФЕПТО, 2006)
С 26 по 30 апреля 2006 года состоялась очередная ежегодная встреча директоров Европейских Психодраматических Институтов. После прошлогоднего роскошного заседания в «замке» «Европахаус» в венском предместье пребывание в незаметном центре а-ля «советский профилакторий» на окраине румынского города Клюша поначалу навевало мысли об увядании психодраматического движения: «sictransit Gloriamundi»…
Но постепенно вглядываясь в «вечнозеленые», то бишь почти молодые лица миролюбимого президента из Швеции ЮдитТешари, неприметного бельгийского отца-учредителя ФЕПТО Пьера Фонтена, жизнерадостной австрийской «девушки» Ютты Фюрст, и уж, конечно, вечноюнгианского итальянского сновидца Маурисио Гассо, понимаешь, что Психодрама «непоколебима»…
Хотя отдельных «столпов», привычных для русского глаза — основателя русской психодрамы Йорана Хохберга, «нашей Маши» Карп — столько часто приезжавшей в программы МИГИПа в Москве и Киеве, «лягушки-путешественницы» Йорга Бургмайстера, не так давно перебравшегося на ПМЖ теперь в Гранаду, Анны Шутценбергер — французской русскоговорящей Афины-воительницы по-прежнему нет и явно грустно не хватает…
Зато МИГИП уже второй год радует своей дисциплинированностью, в смысле посещаемостью конференции ФЕПТО — и жаль, что нет двух других русских организаций-членов: Института Психодрамы и ролевого тренинга (Е. Лопухина), Ростовской Ассоциации Психодрамы и Социометрии (В. Ромек). (Впрочем, русские организации внутри ФЕПТО вполне любовны и малоконкурентны…). Правда, на первом дне ФЕПТО мне не удалось присутствовать, поскольку в славный город Бухарест самолеты из Москвы летают не каждый божий день, да и еще одну ночь пришлось провести в аэропортовском отеле, чтобы рано утром вылететь на местном кукурузнике в Клюш.
Принимал нас в этом году румынский лидер Горацио—серьезный и трудолюбивый, и очень-очень кооперирующийся. Даже порождал параноидальную недоверчивость по поводу такой аккуратности среди просторов постсоветской Румынии. (Впрочем, простые румынские люди в виде шофера, пытавшегося 10 минутную дорогу из аэропорта превратить в часовую «обзорную экскурсию» по городу, разумеется за тройную плату, вполне окупали мою подозрительность). Горацио заслужил массовую благодарность за организацию свободолюбивых фептовцев и получил максимальное количество голосов на рейтинге членов Совета.
Кроме стремящихся к наивысшему демократизму выборов и других организационных разборок, в которых я как член-учредитель и законный представитель МИГИПа как тренингового института ФЕПТО не мог не принять участия, была, разумеется, и «небюрократическая» содержательная тусовка.
Грета Лейтц прочитала неизбежную лекцию о ролевой теории в психодраме, Ютта Фюрст — об обучении теории индивидуальной психодраматической терапии и об особенностях терапевт — клиентских отношений в монодраме (в частности, подчеркнула различия психодрамы а deux — когда клиент играет роль протагониста, а директор — роль директора и дополнительных Я от монодрамы, где клиент играет роль протагониста и его дополнительных Я). Забавна традиция всех лекторов по психодраме проводить перед лекцией психодраматическне разогревы со всеми слушателями—например, предлагают им проиграть свою «эмоциональную часть» и затем «рациональную субличность» и т.п.
Пересказать содержательные дискуссии в малых группах не берусь, поскольку директора «как дети» перебивали друг друга, доказывая, почему именно они являются «thebest» в психодраме: например, стоило Якову Наору сказать, что он очень эффективен как супервизор и терапевт в материализации психодраматической сцены с помощью игрушек на столе, как тут же Эва Фальштрем (была одним из тренеров в московской первой психодраматической образовательной программе) перебивала его, доказывая большую эффективность для этих целей не «хаотического набора игрушек», но ее собственного «специально подобранного» набора «животных на ферме».
Высокая конкурентность доказывает как «перманентную молодость» присутствующих директоров, так и достаточное доверие друг к другу, поскольку большинство «подножек» производится вполне открыто и публично, а не прячется «под ковром».
Но возвращаясь к организационной жизни, любопытно заметить, что, несмотря на то, что хотя многие из присутствующих работают не только с пациентами, но и с организациями, но применение «социометрических и психодраматических» знаний и навыков на собственном организационном процессе в Федерации по-прежнему затруднено. Что, на мой взгляд, свидетельствует не об универсальном бытовом феномене «сапожник без сапог», но о трудностях контрактирования ситуативного лидера в организации с собственными коллегами. Как только кто-нибудь, даже из уважаемых членов ФЕПТО, начинает «возглашать» психодраматические принципы для собственной работы, его тут же опускают… «на землю», говоря о том, что «стандартные формы» более приемлемы в «этом случае». Что подтверждает тезис о том, что «искусственные технологии» могут применяться только с пьедестала харизматического лидера извне — приглашенного оргконсультанта-тренера…
По-прежнему неструктурированно-процессуально обсуждается возможность выкупа дома и сада Морено в БадВослау — была показана короткометражка «путешествия по дому» и микроинтервью на месте Эллы Шеарон, МикаэлаВизера, и др. Вид полуразрушенного дома вопиет о необходимости создания музея, но попытки Греты Лейтц проголосовать за «поддержку данного проекта» без ясной финансовой ответственности были заблокированы большинством «малоэмоциональных» участников, в том числе и представителем МИГИПа…
Если во второй день конференции участники больше всего возбуждались про содержательно-конкурентные баталии друг с другом, то третий день, безусловно, венчался выбором нового Совета. Сама процедура выборов эмоционально не безупречна. Несколько шведов — гостевых участников бродили потом в обижен мости, поскольку их хоть и вежливо, но попросили не присутствовать на Генеральной Ассамблее — таково неумолимое правило (исторически возникло оно после интенсивной трехчасовой словесной бомбардировки Генеральной Ассамблеи одним гостевым израильтянином).
Кроме того, тайный выбор 10 членов Совета из 11 кандидатов также приводит к унынию единственного «аутсайдера». Потом приходится утешать «пострадавшего от социометрии» уверениями, что все его любят…
В четвертый день Юдит Тешари проводила «футуропрактику ФЕПТО» — почему в кавычках — потому что, несмотря на «психодраматическую кровь» всех присутствовавших, дальше использования пустых стульев и рациональной дискуссии в микрогруппах «путешествие в будущее» не прошло… Даже обидно за «мореновцев»… Впрочем, самому браться за реальную футуропрактику то ли лениво, то ли опасаюсь. Так что права критиковать Юдит, пожалуй, не беру.
Тем не менее в нашей группе под вполне «советским» названием «международные связи» была полезная бурлящая энергия по поводу необходимости не столько формально обсуждать, как обмениваться обучающимися студентами, сколько реально знакомиться с психодраматической работой друг друга… Кто знает, удастся ли собраться в «реальном будущем», но даже встреча в «идеальном будущем» иногда дает новую энергию…
В тренерском «комитете», куда я вхожу, снова поднялась дискуссия, должна ли ФЕПТО контролировать содержание образование в институтах-членах Федерации… На мой взгляд, «полицейские» функции выходят за пределы задач ФЕПТО. Этого же мнения придерживаются большинство членов комитета. Еще один болезненный вопрос — система обучения тренеров по психодраме. «Высшее психодраматическое обучение» является политическим средством конкуренции нескольких институциональных группировок в Европе и Америке (например, проамериканский «NordicBoard», PIFE и др.) и, разумеется, яростно обсуждается представителями этих политических систем. Тем не менее договорились демократично: каждому институту позволить прислать программы тренинга тренеров. Что дальше — время покажет…
Пьер Фонтен развернул конференционное обсуждение в микрогруппах: Как живет психодрама в разных странах?
По-прежнему психотерапия не признается в большинстве стран как немедицинская профессия — хорошо, что Россия не единственная захудалая страна по этому поводу. По-прежнему «старики» (те, кто видели лично Морено, или в каком-то виде нюхали мореновский запах) блокируют в своих национальных сообществах туда-сюда движение молодых психодраматистов (опять-таки Россия не исключение). А молодые соответственно ябедничают на старичков. Также была снова демистифицирована возможность проведения широких научных исследований по психодраме: кроме психодраматистов в университетах, занимающихся научной работой за деньги, никто больше и не хочет, и не может…
Ева Фальштрем провела как всегда блестяще «театр спонтанности», когда микрогруппы после разогрева 5 директорами — одна из групп досталась мне — (разогрев голосом, телом, звуком шагов, пространством и еще не помню чем) заказывали друг другу тему из прошедшей жизни ФЕПТО и желательный жанр — оперу, балет, триллер, шекспировскую драму и т.п.), а потом, естественно, исполняли заказы. Почти все группы попросили показать различные аспекты заседания Генеральной Ассамблеи — очевидно, это и наиболее важная и скорее всего наиболее напряженная часть групповой жизни… Нашей группе заказали жанр шекспировской драмы, на что мы откликнулись справедливым убиением Гамлетом трансильванских упырей, отравивших и извративших фептовский устав… (Кстати, правило о неприсутствии гостей на Генеральной Ассамблее было введено в связи с нанесенным травматизмом и уже изменено нынешним советом).
Маурицио Гассо с завидным постоянством юнгианца в последний день работал с социальными сновидениями, Пьер Фонтен начал групповое действие со сна о пожилой леди со шрамом на щеке, закончили более мирно — рождением детей…
Культурная жизнь вне конференции была не столь методологически глубока и системна, как в Вене в прошлом году (все-таки все экскурсии в Вене были пронизаны тамошним пребыванием Морено: парк и чуть ли не та самая яблоня, под сенью которой впервые Морено разыгрывал психодраму с детьми; концлагерь, где Морено был врачом, применявшим социометрические расстановки; дом в БадВослау, где жил и любил Морено в 1918-1925, кладбище, где похоронена его возлюбленная…).
Хотя по легенде Морено и родился в Румынии в лодке под плеск волн Черного моря, но лодку эту нам так и не показали, а больше водили по местам общих достопримечательностей: то в женский монастырь, где монашки кормили нас ужином под местный шнапс, то спускали в соляную шахту, то просто тусовали на дансинге в казино-ресторане «Chios».
Ночная жизнь в Клюше обладает некоторыми странностями: кафе «Булгаков» рядом с домом Горацио почему-то расписано по стенам стилем «техно-порно», кафе «Бессонница» закрывается в час ночи, и лишь гей-клуб под феминным названием «У Симоны» работает до последнего гостя…
Слава Богу, никого не утопили, не засолили окончательно, не проиграли, не сменили ориентацию, не отдали в монашки… На этом краткий репортаж из фептовской тусовки заканчиваю, предоставляя не присутствовавшим там психодраматистам домысливать своим воображением недостающие сцены… До будущих встреч!
Ждем Вас на конференции! Хочу пойти